Идея строительства атомной электростанции в Челябинской области вызывает противоречивые отклики. «Зеленые» выступают против, ссылаются на референдум 1992 года, на котором южноуральцы сказали свое «нет». Сегодня свое мнение об АЭС высказывает руководитель общественной организации «Кыштым-57» Луиза Коржова.
- Луиза Васильевна, как Вы относитесь к идее строительства в области атомной электростанции?
- Я за АЭС. Это вопрос, который сложен для населения, но прост для специалистов. В области есть проблема. Технологии, которые сейчас используются в промышленности, очень энергоемкие. Тем более у нас развивается жилищное строительство, увеличивается количество развлекательных и торговых центров. Для всего необходима электроэнергия. Поэтому вопрос о том, нужна ли нам новая станция, не стоит. Нужна. Другой вопрос – какую станцию строить. Все говорят – угольную. Но никто в прессе не делал серьезного анализа, что такое угольные ТЭЦ. Есть угли, в которых очень высокое содержание радиоактивных элементов. При сгорании они выбрасываются в воздух. В «черном золоте» содержится много химических, токсических материалов. Еще один недостаток ТЭЦ – золоотвалы. Наши земли используются как места складирования для этих отходов.
Что касается газовых электростанций, там тоже есть серьезные проблемы. Наличие в «голубом топливе» сернистых соединений приводит к быстрой изнашиваемости труб за счет коррозии. Кроме того, газ – это стратегическое топливо, экономисты считают нецелесообразным сжигать его для производства электроэнергии. АЭС же достаточно безопасны при соблюдении регламента работы. Они маневреннее тепловых станций. Если на последних что-то случилось, трубы температурой 600 градусов сначала должны расхолодиться до комнатной температуры. Только потом можно проводить ремонтные работы. АЭС же останавливается в режиме минимального контрольного уровня в течение получаса. Причем на атомных станциях существует пять степеней защиты, которые полностью автоматизированы. Кроме того, на АЭС было всего две серьезные аварии – в США и в Чернобыле. Причем вторая – рукотворная, главная ее причина – человеческий фактор.
- Вы работали на АЭС в России и за рубежом. Расскажите, какие бывают атомные станции, чем они принципиально отличаются?
- АЭС отличаются типом реакторов и их мощностью. Используются три типа реакторов: канального типа – РБМК, который специалистами изначально оценивался как недостаточно надежный. Такой реактор был в Чернобыле; водо-водяные – ВВР (именно их хотят использовать на Южно-Уральской АЭС). В них теплоносителем является вода. На таких реакторах аварий никогда не было, хотя они используются во всем мире более полувека.
Реакторы на быстрых нейтронах (БН) имеют три контура, теплоносителем является жидкий натрий. Если необходимо провести ремонт на таком реакторе, требуется специальный подогрев трубопроводов, чтобы натрий оставался в жидком состоянии. Реакторы БН нового поколения установлены на Белоярской АЭС Свердловской области. Они достаточно дорогие, установка их на других АЭС в России не планируется.
- Многие считают, что нашей области хватило аварии на ПО «Маяк», и новая АЭС принесет людям только проблемы.
- Авария на ПО «Маяк» не связана с работой реактора. «Маяк» – это радиохимическое производство. Высокоактивные производственные отходы складировались в определенных емкостях. В одной из них температурный режим был нарушен, что привело к взрыву. К реакторам энергетического типа на АЭС это никакого отношения не имеет. Сегодня надо думать не о том, как запретить что-то новое, а о том, что у области нет альтернативы. И потом – весь мир сейчас идет по пути развития атомной энергетики. Если у нас 13 АЭС, то в Америке их более 100. За счет электроэнергии атомных станций живет Швеция. В мире накоплен положительный опыт эксплуатации АЭС. Поэтому нам необходимо брать на вооружение уже известные технические решения по их безопасности.
- У нас есть общественные движения, которые выступают против атомных электростанций.
- Каждый гражданин имеет право выражать свое мнение, но оно должно быть аргументированным. Да, АЭС, как любой промышленный объект, гипотетически опасна. Так же, как опасно ездить на «маршрутке», летать на самолете или работать на шахте. Рисков достаточно много везде. Главная задача – минимизировать их: например, снизить влияние человеческого фактора. Раньше каменщики, которые строили дома, каждые полгода проходили переобучение. Сегодня на стройку может прийти любой человек. Мы строим быстро. А насколько надежно? Те регламенты, которые существовали в Советском Союзе, были достаточно жесткими. Сегодня в атомной промышленности требования надежности ужесточены новыми регламентами, существуют жесткий отбор кадров, специальная подготовка, контроль.
- Не кажется ли Вам, что Росатом в вопросе строительства АЭС думает больше о своих интересах?
- Я была на всех встречах с Кириенко на «Маяке», и мне импонирует та позиция, которой сегодня придерживается Росатом. Во-первых, они вложили миллиарды в укрепление плотины на Теченском каскаде. Во-вторых, там выстроена система автоматизированного контроля уровня, поэтому 11-я плотина сегодня защищена от возможных аварийных ситуаций. И третий проект, который сейчас реализует Росатом, – очищение бытовых стоков, попадающих в реку Теча. Правительство поставило перед этим ведомством четкие задачи, и оно их выполняет. Мое личное впечатление: Кириенко достаточно ответственный и требовательный руководитель.
- Луиза Васильевна, но ведь есть альтернативная энергетика: ветряные установки, солнечные батареи. Они могут решить проблему?
- Я считаю, что ставить промышленное производство и потребности населения области в зависимость от природных факторов не стоит. В каждом технологическом решении есть плюсы и минусы, и выбор должен быть такой, чтобы обеспечить эффективность и минимизировать возможные риски. Серьезный разговор и диалог сторон возможны только после информации о завершении работ по выбору площадки для АЭС. Пока исследуются три возможных варианта, потому что реакторы типа ВВР-1000 технологически используют большое количество воды.
- Кстати, один из аргументов противников строительства АЭС – нехватка водных ресурсов в области.
- Как любое промышленное предприятие, АЭС используют в том числе и оборотную систему. Когда начинаешь анализировать, а кто они, которые против АЭС, получается: один – юрист, второй вообще деятель культуры. С ними трудно разговаривать, потому что только «технари» могут здраво рассуждать о типах АЭС и о степени их надежности. А так – это чистыe эмоции: «Мы боимся, мы не хотим» и так далее. А как быть с теми, которые «хотят и не боятся». Кто спрашивал их мнение?
- Какие есть аргументы за АЭС?
- Область сегодня испытывает электрический голод. И население чувствует это на себе – у нас постоянно увеличивается плата за электроэнергию. В пользу АЭС говорит и то, что у нас в области очень много атомщиков – высокообразованных людей. Их потенциал необходимо использовать здесь. Таких специалистов не надо ничему учить. Во-вторых, жители близлежащих сел получат возможность работать. Я разговаривала с кунашакцами, они спрашивали: «Когда же откроется станция? Мы хотим, чтобы хотя бы наши дети получили нормальную, стабильную, высокооплачиваемую работу».
- Но в СМИ часто звучат аргументы против станции жителей области, уже подвергшихся радиации.
- Я не могу сказать, что жители этих сел единогласно против. Люди должны знать правду, все «за» и «против». Тогда они смогут взвешенно решать вопросы о будущем. Кстати, нам на пятки наступает Башкирия, там уже есть площадка и проекты. В прошлом году, когда я была в Кургане, жители этого города тоже готовы разместить АЭС у себя, потому что им нужны рабочие места, электроэнергия, и они хотят развиваться.
- Как Вы считаете, в нашей области нужен еще один референдум по поводу строительства атомной электростанции?
- Ссылаться на референдум 1992 года непорядочно. Во-первых, тогда предлагали строить реактор на быстрых нейтронах. Во-вторых, уже прошло более 15 лет. За это время значительно усовершенствованы технологии. Да и сменилось целое поколение. В-третьих, референдум был только в Челябинске. А это не все жители области.
Сегодня многие общественники в России используют только протестную форму работы. Между тем во всем мире общественные организации работают по принципу конструктивного сотрудничества. Они должны уметь отстаивать свою позицию и находить компромиссы с властями.
Я приведу такой пример. В конце 90-х, когда вступили в действие первые законы о социальной защите граждан, пострадавших от радиации, возникли разногласия между органами соцзащиты и отдельными гражданами при установлении правового статуса. В судах я выступала на стороне граждан. Однажды напросилась на прием к министру Надежде Аркадьевне Гартман. Мы спокойно разобрались в сложившейся ситуации, и она сказала: «Да, я с вами согласна. Соцзащита перестанет участвовать в судах против пострадавших от ПО «Маяк». И это без апелляции к населению и вовлечения его в разные митинги и пикеты. Важно, что сегодня мы совместно идем в сторону защиты людей.
- Не все довольны готовящимся законом о защите пострадавших от радиации.
- Это чистые спекуляции вокруг него. Кому-то хочется внушить этим бедным жителям, что готовящийся закон не поможет им в социальном плане. Закон – это очень сложная штука. В свое время мы обратились к Владимиру Путину с просьбой уравнять всех граждан России, которые пострадали от радиации. Представители трех областей и наша общественная организация вошли в рабочую группу, которая начала работать над новым актом. Мы отстаивали позицию, что жители области (в том числе дети) не должны иметь существенно меньшую компенсацию возмещения вреда здоровью, чем чернобыльцы.
Сегодня наш закон не хуже, чем чернобыльский. В некоторых моментах он даже лучше. Есть такая категория, как инвалид, связанный с радиационным воздействием. Получить такой статус (при соблюдении некоторых условий) смогут все категории, которые упомянуты в законе. Он встроен в единую государственную систему социальной поддержки наравне с чернобыльцами.
- Многие общественные организации работают на зарубежные деньги. Способствует ли это объективности, поиску истины?
- «Кыштым-57» принципиально не работает на «зарубежные» гранты. Тем, кто платит эти деньги, нужна дестабилизация ситуации. Им нужно закрыть ПО «Маяк». А ведь это не только оборонное предприятие. Оно выпускает изотопы для медицины и промышленности. Известно, что онкобольных во время лечения облучают кобальтом. Вот этот кобальт и делает «Маяк». Датчики дыма, кардиостимуляторы – на изотопах плутония…
На мировом рынке острая конкуренция. Вот и пытаются дискредитировать предприятие. Я думаю, что надо работать честно, спокойно и конструктивно и находить общий язык со здравомыслящими людьми.
Елена Баженова, «Челябинский рабочий»