Бывший глава администрации Миасса (Челябинская область) Виктор Ардабьевский, арестованный в 2013 году, скончался 2 октября 2020 года от хронических заболеваний после семи лет пребывания под стражей в СИЗО Москвы. За это время, в 2019 году, успели осудить следующего главу Миасса – Геннадия Васькова.
Действительно, Ардабьевскому инкриминировали особо тяжкие преступления, однако в соответствии со статьей 49 Конституции Российской Федерации каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Дело находилось в производстве Московского областного суда.
Этот случай возвращает в повестку дня вопрос о допустимом предельном сроке содержания под стражей человека, вина которого не доказана, и об адекватности целям уголовного судопроизводства следственной тактики ареста и ограничения доступа к медицинской помощи для стимулирования получения признательных показаний.
Срок содержания под стражей в ходе уголовного судопроизводства не может быть «резиновым», а квалифицированная и своевременная медицинская помощь недоступной. Это в 2019 году отметил Европейский суд по правам человека еще применительно к делу Сергея Магницкого. ЕСПЧ подчеркнул, что несмотря на то, что само задержание и арест могут быть изначально законными и оправданными, нахождение под стражей более чем один год является чрезмерным. Такая мера должна быть продиктована исключительными, экстраординарными обстоятельствами.
Вина Ардабьевского в суде после семи лет ареста так и не была доказана. В таких условиях стоит подумать о том, чтобы законодательно ограничить предельный срок содержания под стражей не только на стадии предварительного следствия (сейчас он составляет 1,5 года), но и на стадии судебного разбирательства (сейчас такой срок не установлен) – с тем, чтобы юридически невиновные, хронически больные люди не сидели в СИЗО до самой своей смерти.
Общественные наблюдательные комиссии (ОНК) состоят из людей добросовестных, но они явно не справляются. В такой ситуации правильным было бы введение публичного учета и обязательной независимой периодической медицинской экспертизы состояния здоровья таких «долгосрочных» подследственных или подсудимых с тем, чтобы вовремя принять меры к их эффективному лечению и изменению меры пресечения. Сам вопрос о продлении ареста на срок более года, как чрезвычайно важный, следует во всех случаях отнести процессуальным законом к компетенции судов субъектов Российской Федерации.
Что касается самой медицинской помощи, передачи «тюремной медицины» из ФСИН в ведение Минздрава, то эта идея, хоть и обсуждается активно, является спорной. Есть опасения, что Минздраву будет не до «сидельцев» – у него много других задач, а ФСИН – все-таки организация «профильная». При наличии достаточных ресурсов, надлежащего судебного и общественного контроля ФСИН должна справиться и быть заинтересованной в минимизации человеческих потерь.
В любом случае, авторитету и интересам правосудия соответствует, скорее, гуманизм и осуждение живого преступника, чем закрытие дела в отношении умершего без справедливого и законного приговора.