Валерий Кальянов, гендиректор ОАО «Челябинская угольная компания»: В ближайшие 5 лет мы планируем добывать по миллиону тонн угля ежегодно

Накануне нового 2012 года акционеры компании назначили нового генерального директора. На смену Владимиру Петрову пришел Валерий Кальянов, до последнего времени работавший директором ПКБ – проектно-конструкторского бюро. На завершающем этапе существования ЧУК оказался востребован именно его опыт: в Челябинскугле нынешний гендиректор трудится с 1981 года, придя сюда сразу после окончания института горным мастером на шахту «Коркинская». Работал начальником участка, главным инженером, техническим директором. Задача перед Валерием Кальяновым стоит сложная: продолжать добычу угля, удовлетворить неожиданно выросшие запросы потребителей, одновременно обеспечивая работы по началу рекультивации Коркинского угольного разреза.

- Валерий Анатольевич, на днях премьер-министр России подписал долгожданный документ – Программу развития угольной отрасли до 2030 года. Там предусмотрено солидное финансирование, в том числе и из бюджета. Будут ли направлены деньги на нужды Челябинского угольного бассейна? Какая проблема для Челябинской угольной компании сейчас самая острая?

- Самая острая – проблема города Коркино и разреза «Коркинский».

- Речь идет о домах, стоящих на борту разреза?

- Да, опасная ситуация сложилась с домами, которые стоят на борту разреза «Коркинский». Требуется переселение людей. До последнего совещания в Кемерово, до принятия Программы развития угольной отрасли до 2030 года в рамках подготовки этой программы около месяца назад представители Челябинской угольной компании и губернатор Михаил Юревич встречались с вице-премьером правительства России Игорем Сечиным. Губернатор полностью владеет ситуацией, нам очень помогает. Он пообещал, что будет поддерживать горняков, и слово свое держит. Общими усилиями до премьер-министра Владимира Путина довели эту информацию, нашу головную боль. Решением проблем разреза «Коркинский» уже занимается МЧС, министр Шойгу положение дел контролирует. Развивать карьер дальше мы не имеем возможности, потому что с одной стороны отвал в 150 метров высотой, рядом – поселок Второй участок, дальше – поселок Роза, обогатительная фабрика и Коркино. Карьер зажат со всех сторон.

Особенно нехорошая ситуация – со Вторым участком, здесь частные жилые дома находятся в опасной зоне. С одной стороны поселка – карьер, с другой – отвал. 150 метров насыпанной породы давит на грунты, которые, мягко говоря, в этом районе непрочные – глины и суглинки. Есть опасность деформации почвы. И проблема эта со временем усугубляется.

- И что же нужно делать?

- К решению проблемы подключились Геотехцентр из Москвы, филиал ленинградского ВНИМИ – научно-исследовательского института. Они выявили закономерность – влияние остановки горных работ на прибортовые зоны разреза «Коркинский». То есть почему проблема обострилась сейчас? Мы перестали вывозить на поверхность пустую породу, отвал перестал работать. Отпала возможность его контролировать. Раньше потоки воды отводились, сейчас этого не делается. Грунтовые, талые воды, попадая в подошву отвала, ослабляют основание отвала. Людям жить в зоне повышенного давления небезопасно.

На днях работники министерства энергетики РФ с представителями МЧС области побывали в поселке Роза. Там выявлена деформация строений. Во-первых, строили эти дома по ненадлежащим технологиям – из шлакоблока, с фундаментом из бутового камня и т.д. Во-вторых, эти дома еще и очень старые. Ну, и разрез, конечно, свое влияние оказал. Когда поселки строили, никто не предполагал, до каких масштабов будет разрабатываться разрез.

- А какова цена вопроса, если говорить о переселении? Сотни миллионов рублей?

- Миллиарды! Сумма сейчас обсуждается, я не буду ее озвучивать. Речь идет о федеральных и областных средствах. Скоро информация об этом появится. К решению проблемы подключился губернатор Челябинской области. Вопрос будет решаться. Кстати, вопрос о переселении поселка Второй участок стоит уже очень давно, но только сейчас начались реальные подвижки. Очень надеюсь, что часть бюджетных средств, предусмотренных в Программе, которую приняли в Кемерово, будет направлена в наш регион.

- То есть людей из аварийных домов надо переселять. А как вести рекультивацию разреза? Самый глубокий на континенте карьер возможно засыпать?

- Все хорошее когда-то кончается, и разрез Коркинский тоже надо готовить к закрытию. Закрытие будет не совсем скоро, но оно неминуемо. Больше 100 лет Челябинскому угольному бассейну, 80 лет разрезу. Наш бассейн – самый старый в стране, разрез – самый глубокий в Европе. Закрытие его будет очень сложным. Частично разрез будет засыпан, частично затоплен водой до определенного уровня. Предстоит также выполнить выполаживание бортов – сделать их более пологими. На все эти работы будет подготовлен специальный проект, выделен бюджет. Авторы проекта распишут, что делать дальше: откачивать воду какое-то время, или всю жизнь качать, чтобы она не поднималась. Нельзя допускать, чтобы вода прибывала и убывала – это будет плохо влиять на борта разреза. При этом главное требование к проекту: чтобы можно было попутно с рекультивацией карьера продолжать добычу угля. Мы сейчас этим и занимаемся. На разрезе очень много оползней. Мы вывозим пустую породу и подпираем эти оползни, чтобы они не разваливались. Это уже начало рекультивации, но пока она ведется не очень быстрыми темпами, потому что основная наша задача – добывать уголь.

- Сколько удалось добыть в прошлом году? Выросла ли производительность труда? Что с зарплатами шахтеров?

- Для нас 2011 год был неудачным. Объем добычи – 863,6 тыс. тонн, что меньше плановой на 150 тыс. тонн. Зарплаты у горнорабочих в забое – 17-18 тыс. рублей, только у отдельных категорий – до 25 тысяч.

- В Кемерово на совещании премьер сообщил, что средний уровень зарплат шахтеров в России – 32 тыс. рублей.

- Я же говорю – мы неперспективны, с Кузбассом сравниться не можем. Если там с лавы добывают 5 тыс. тонн в сутки, и это не считается рекордом, то у нас 800 тонн в сутки – предел мечтаний. Оборудование уже не приобретается новое, шахта идет к тому, чтобы в ближайшее время перейти на другие виды работ.

- Что Вы имеете в виду?

- Ведутся переговоры с различными заводами о покупке нового комплекса БШК – буро-шнекового комплекса. Он может продлить жизнь шахты еще на пять-шесть лет. Такие комплексы используют в Китае уже много лет. Правда, там они работают на маломощных пластах. Как это оборудование поведет себя на наших мощных пластах – пока неизвестно. В этом году приобретем и будем смотреть. БШК тем хороши, что могут быть использованы и в шахте, и на поверхности. Стоит один такой комплекс 16 млн. рублей.

- Валерий Анатольевич, очевидно, вся работа компании настроена на то, чтобы весь уголь, который произвели, продать. Сколько вы планируете добывать в нынешнем году? С кем из потребителей заключены договоры?

- Добыча угля в ЧУК сейчас ведется в шахте «Коркинская» и в Коркинском разрезе: около 80 тыс. тонн угля в месяц добывается в разрезе, и 20-21 – в шахте. В сумме примерно 100 тыс. тонн в месяц – наша нормальная добыча. Наши потребители – Южноуральская ГРЭС (принадлежит ОГК-3) и компания «Фортум», которая покупает у нас уголь для Аргаяшской ТЭЦ, ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2 в Челябинске. Крупнейшему потребителю, Фортуму, мы должны поставить 430 тыс. тонн угля в год, по 75 тыс. ежемесячно. Так было запланировано до недавнего времени. Однако неожиданно энергетики обратились к нам с просьбой продавать им дополнительно еще 40 тыс. тонн угля в месяц. К этому уже мы оказались не готовы. В итоге сошлись на том, что обязуемся поставлять не 75, а 90 тыс. тонн. Это устроит обе стороны. Мы будем стремиться добывать ежемесячно по 100 тыс. тонн, в год – не менее миллиона. Такой долгосрочный контракт на покупку ежегодно миллиона тонн угля Фортум готов с нами подписать на пять лет.

- То есть Фортум готов купить у вас больше угля, чем вы сейчас способны добыть? В последние годы картина была иная: угольщикам приходилось уговаривать наши генерирующие компании купить южноуральский уголь. Что произошло?

- Да, генерирующие компании предпочитали покупать более качественный казахстанский и кузбасский уголь. Однако после очередного повышения тарифов на железнодорожные грузовые перевозки доставка угля из других регионов стала им в копеечку, а Фортум деньги считает. Так мы, находясь рядом, оказались в более выгодном положении, несмотря на то, что себестоимость нашего угля по-прежнему остается высокой. Кроме тарифов, проблемой становится поставка вагонов для всех потребителей. С железнодорожными перевозками все непросто, даже внутри региона, на малые расстояния. Но все сложности решаются путем переговоров.

- О проблеме с железнодорожными грузовыми перевозками тоже говорилось на совещании в Кемерово, когда подписывали долгосрочную Программу развития отрасли. Намечены пути решения этих сложностей. Вдруг в итоге принятых мер железнодорожники снизят тарифы, и ваш главный потребитель опять переориентируется на казахстанские и кузбасские угли?

- Я на 110% уверен, что обратной дороги нет. Недаром железнодорожники – единственные, кому позволили повысить тарифы с 1 января. Все остальные – энергетики, газовики, сфера ЖКХ – сделают это только с 1 июля. Могут в виде исключения для какого-то региона, для какой-то станции пролонгировать потоки, ввести специальный тариф. Но для всех это сделать невозможно.

- Одна из самых острых проблем в отрасли – безопасность людей. Какие меры в последнее время приняты для обеспечения безаварийной работы ваших предприятий? Что тут главное нужно сделать? Некоторые считают, что главное – изменить систему оплаты, чтобы шахтеры не портили своими руками датчики газа в погоне за большими объемами добычи, поскольку платят им – с выработки.

- У нас на шахте давно уже никто не портит датчики метана. Нет такой необходимости, потому что нет таких объемов добычи, как в Кузбассе: чем больше добываешь, тем больше выход газа. При наших объемах добычи газ выветривается с помощью системы вентиляции очень спокойно. У нас другая проблема и на разрезе, и на шахте – наш уголь имеет высокую способность к самовозгоранию. Хоть его и называют бурым, высокозольным, но если продвижения лавы нет, он может загореться. Инкубационный период – 21 день. Наша шахта была самая пожароопасная в России.

- Что изменилось сейчас?

- Сейчас мы работаем не на многослойных пластах, а на однослойных. Проблема немного сгладилась, но она остается. Кроме того, на Коркинском разрезе есть такой процесс, как инверсия. При высоком давлении и отсутствии ветра газ не выходит на поверхность, а скапливается внизу, вести добычу в карьере невозможно. На прошлой неделе разрез стоял несколько дней. Как только немного улучшилась атмосфера, горняки приступили к работе. Ситуация была очень сложная: нам не хватало угля даже для внутренних нужд – топить котельные, чтобы не заморозить производство. Инверсии способствует не только наш газ. Карьер – это большая горная выработка, яма, на борту которой находится город. Дым от всех городских котельных и печей тоже спускается сюда и стоит на дне. Сверху это очень хорошо видно.

- А как можно справиться с этой инверсией?

- Какие только научные институты сюда ни приезжали, кто только нам ни помогал! И вертолеты сюда загоняли, и турбины устанавливали, и солярку жгли, и реагенты применяли. Ничего не помогает, кроме одного: погодных условий! Как только температура воздуха нормализуется, давление снижается, ветер подул – весь газ уходит в атмосферу.

- Это мы поговорили про опасности, которые подстерегают шахтеров. А что делается для обеспечения безопасности? В Кемерово, на выставке, премьер-министру Владимиру Путину и всем собравшимся показывали новую систему, которая позволяет связываться с шахтерами или спасателями, находящимися под завалом.

- Мы на шахту закупили часть этого оборудования. Вообще, шахты Челябинской области одними из первых в России перешли на систему контроля газа «Мекон», производства Екатеринбурга. Контроль идет через компьютер, там ничего не спрячешь. Эта российская система прекрасно себя зарекомендовала. Когда я работал главным инженером шахты, у себя в кабинете на экране компьютера мог ежесекундно контролировать атмосферу в тех проблемных точках, где стоят датчики. Как только было повышение содержания газа, сразу шел звуковой сигнал. Даже если где-то нерадивые рабочие закрывают датчики фуфайками или кладут на землю – метан легче воздуха, он находится вверху, есть второй датчик, который обязательно через некоторое время покажет всю картину, и ты сможешь вовремя среагировать. Эта же система «Мекон» позволяет контролировать ленточные конвейеры кнопкой диспетчера, который сидит на поверхности. Все работает в автоматическом режиме.

Правила безопасности постоянно ужесточаются. Появилось требование, что должно быть средство поиска людей под завалами. Несколько фирм производят такое оборудование. Мы его приобрели. Второй этап – оповещение. У нас установлены громкоговорители в местах работы людей, через которые диспетчер может объявить, что случилось в шахте и как действовать.

- Валерий Анатольевич, давайте конкретизируем, на сегодняшний день какие подразделения входят в Челябинскую угольную компанию и сколько у вас работает людей?

- Добычу угля ведут шахта «Коркинская» и разрез «Коркинский». Еще есть Копейское шахтоуправление, где есть законсервированные шахты «Капитальная» и «Комсомольская». Работающих в компании 1 400 человек, из них 800 трудятся на разрезе, 400 человек – на шахте. Остальные – это ПКБ ( проектно-конструкторское бюро), автобаза, служба безопасности и другие подсобные службы.

- Какие работники у вас трудятся? Есть ли молодежь?

- Приток молодых сократился, молодежь не идет в шахту за 20 тыс. рублей. Наши работники, в основном, дорабатывают до пенсии, много так называемых регрессников – работников, которые в связи с полученными профзаболеваниями вынуждены переходить на более легкую работу. В основном, остались те, кто живет рядом и кому трудно переучиваться на другую профессию в зрелом возрасте. Высококвалифицированных специалистов – например, экскаваторщиков, привлекаем из других регионов.

- Каковы же все-таки перспективы жизни Челябинского угольного бассейна? Сколько ему осталось – пять лет? Десять?

- В ближайшие пять лет по договору с Фортумом мы должны добывать ежегодно по миллиону тонн угля. Значит, будем работать в том же режиме, что сегодня. Дальше – рекультивация, когда люди этой же техникой будут вести засыпку. Это очень большая работа. На ней будет занято 800-900 человек в течение пяти-восьми лет, как я полагаю. То есть на весь комплекс работ по рекультивации может уйти 12-15 лет.

Беседовала Александра Сергеева,
фото Марии Станковской