Владимир Гамбург: Если ты умеешь радоваться – ты счастлив

Агентство новостей «Доступ» продолжает рассказ БЕЗ ПАФОСА о южноуральцах, которые делают этот мир лучше, светлее и добрее. И часто – на голом энтузиазме.

О том, как потомственный электромонтер ЧТЗ, бронзовый медалист ВДНХ и ударник коммунистического труда дорос до собственной компании-«тяжеловеса» на региональном рынке систем охранной и пожарной сигнализаций; о секрете фирмы, в непростые двухтысячные помогающей сотрудникам получить собственное жилье, минуя ипотеку и потребкредиты; и о том, каков он – «самый лучший день» для бизнесмена-трудоголика – в свой 75 день рождения Агентству новостей «Доступ» рассказал Заслуженный строитель России Владимир Гамбург.

- Владимир Ильич, как получилось, что парень из рабочего квартала, живший в комнатке двухэтажного барака, сумел вырасти до так называемого «советского директора» предприятия? А затем – до владельца фирмы, дела с которой крупный бизнес и местные власти предпочитают вести уже благодаря одному имени? Даже тем, кто «не в теме», нетрудно будет представить, как было непросто – достаточно вспомнить лихие 90-е…

- У меня отец был электриком на ЧТЗ. Родители были неграмотные, у отца – всего 4 класса образование, у матери – и того меньше, она не работала. И поэтому у меня в 7-8 классах решение о том, что я хочу поступить в институт, было однозначным. Я и сейчас уверен – совсем как в строчках у Константина Симонова: «Если б снова начать, я бы выбрал опять бесконечные хлопоты эти».

Это был 1956 год, к власти пришел Хрущев Никита Сергеевич, он выпустил закон, благодаря которому в институт можно было поступить, только имея 2 года стажа. И поэтому я с 9 класса пошел в вечернюю школу. Тогда это было очень распространено. Вечерние школы на полном серьезе учили, на равных мы сдавали экзамены, и жизнь показала, что вреда это не приносило. Я отработал электриком два года. Потом поступил в институт, а окончив его через 5 лет, поступил на работу.

У нас была мощная организация – трест «Южуралэлектромонтаж», здесь было пуско-наладочное управление, 400 инженеров. Мы делали гигантские дела. Я сегодня вспоминаю, мне кажется, что, конечно, люди могут это делать, но в таких масштабах сегодня никто бы не справился. Потому что мы делали по несколько прокатных станов в год: блюминг, большой прокатный стан, стан 250, листовой стан 250, стан штрипсовый, ну, и так далее… Стан из себя представляет много электромеханизмов, и все они должны слаженно работать. Это было мощно.

Каким-то образом руководство решило, что в Челябинске самая сильная наладочная организация, и отсюда ездило много ребят, и я, в том числе, в Иран – были по два года там, и примерно в течение пяти лет построили завод с полным металлургическим циклом – от выплавки чугуна (домна) до проката.

А заграница в советские годы что означала? Это вы поехали – машину привезли. Мы два года там были – а после у меня, у которого сарая своего не было, появилась машина «Волга». Это же чудеса! Но все это только за счет своего труда, головы! А дома я до сих пор из-за своей занятости слышу обиды…

После Ирана я продолжил работу там же, в пуско-наладочном управлении. Потом понял, чего мне не хватает. Наверное, сегодня это немодно. Но тогда мне казалось необходимым – я все время занимался какими-то общественными делами: то был секретарем комсомола, то председателем профкома, возможно, весь этот опыт накапливался, и мне нужно было какую-то ступень выше. Чтобы были люди, чтобы можно было организовывать, руководить. И я стал искать работу. Поработал еще 4 года начальником отдела в проектном институте. А вот в 1980 году пришел в «Уралспецавтоматику» начальником производственно-технического отдела. Потом стал главным инженером. Не шибко вырос. Но собой вполне доволен. Потому что из того, что мы делали в 1980-м – примитивнейшие системы охранной сигнализации, какие-то пожарные несуразные вещи – сегодня мы выросли до действительно мощных, высокоорганизованных, интеллектуальных микропроцессорных систем защиты людей от пожара, проникновения и так далее.

- Вас, наверное, можно назвать и свидетелем, и участником исторического момента, когда государственное становилось частным. Как это было?

- Трансформация перехода от социалистического предприятия к сегодняшнему, частному, потребовала десятка два лет и периодической смены его правового статуса. В 1986 году «Уралспецавтоматику» преобразовали в первый раз, в 88-м – в предприятие «Южуралспецавтоматика», в 1991-м оно стало арендным – мы взяли то немногое имущество, что было, в аренду. А в 1993 мы превратились в акционерное общество, у которого было порядка 200 акционеров. В ходу тогда оказались акции, которые, как ваучеры, каждому раздавали… Но скажите, где сейчас ваш ваучер?! – Подавляющее большинство людей просто их не считали серьезными документами и избавлялись от них за какие-то деньги. Вот так же примерно было у нас. Человек 10, скажем, их скупали. С десяток лет назад компания стала обществом закрытого типа (АОЗТ), потом закрытым акционерным, сейчас ООО.

- Но направление деятельности же не менялось? Во времена, когда некоторые неожиданно в одночасье разбогатели, не возникало ли соблазна, например, удариться в торговлю? Это же, наверное, было в разы проще? Купил-продал – получил прибыль?

- Да, это было одной из главных задач – сохранить свой профиль. Это долгая история. Мы как раз в видении дальнейшего пути с прежним директором разошлись. У него было примерно такое же количество акций. Предлагал все закрыть – то есть бросить монтаж систем охраны и пожарной безопасности – и заняться торговлей: выгодно же! Он торговал спиртом, миасскими машинами, курганскими какими-то изделиями. А я со своими сторонниками, заинтересованными в том, чтобы фирма продолжала работать, однажды провел собрание, и директора сменили. Никаких подвигов не делали – как раз наоборот, это было, по-моему, показательное, планомерное преобразование государственной собственности в частную.

- А не было соблазна заработать легкие деньги? Ведь были же такие возможности?

- Были – и возможности, и деньги, и соблазны. Большие. Тем более были времена, когда рассчитывались с нами полностью «натурой» – скажем, спиртом «Роял» в количестве десятка машин, или грузовиками… Как ими зарплату платить? Это были тяжелейшие моменты, ведь люди должны получать деньги. И на зарплату сотрудникам мы средства находили всевозможными способами. Тот же спирт продавали…

Какие-то объекты были, где с нами металлом рассчитывались. За один рубль наших объемов давали на 40 копеек металла. То есть, я, скажем, миллион заработал (тогда еще миллиарды были), а мне дают металла на 400 тысяч. И именно с миллиона у меня 400 тысяч – это как раз зарплата. Так мы каким-то «темным» людям со Свердловска (потом это стало какое-то большое предприятие) 2-4 вагона металла, переписывали документы на них, они нам – сумку денег, и так мы раздавали зарплату. Это было опасно, неучтенные деньги вообще сразу могли вызвать интерес соответствующей массы людей в те страшные времена. Потом все это «причесалось».

А для того, чтобы с прежним директором разойтись, мы создали филиал того же предприятия с отдельным счетом. Никогда не забуду: первые 10 тысяч с трубного завода пришли на счет, и именно я был распорядителем счета…

Словом, как-то мы «вылезли». Потом чуть время изменилось, квалификации мы набрались, правильная политика была. Где-то удача помогла. Где-то были либо однокашники, либо люди, которые мне поверили, и у нас появились большие объемы. Вот пока до сегодняшнего дня на этой волне, тьфу-тьфу (стучит по дереву. – Прим. автора), движемся.

- Но времена-то и сегодня тоже непростые? Кризис сильно сказался на работе компании?

- Беда заключается в том, что никто словно не видит выхода. Мы в тоннеле, но ни в одну сторону не видно, куда идем. Периодически бываю на встречах со строителями, что-то строится, но той массовости, которая нужна, нет. Сегодня стройка почти стоит, а мы все-таки привязаны к строителям. А требования пожарной безопасности сейчас опять становятся менее строгими. И те хозяева компаний, которые заказывали монтаж системы пожарной безопасности не для тушения, для защиты не от пожара, а от пожарных, они сегодня совсем ничего не хотят. Поэтому для нашего аспекта деятельности резко сократился объем. Это с одной стороны.

А с другой – лет пять назад, наверное, многие, кто сейчас работает на нашем рынке, решили, что можно быстро собрать «чистых» денег. А что – датчики насыпал, проволочку прибил, включил – только успевай обслуживать. Условно говорю, но небольшие объекты – магазинчики, киоски, парикмахерские – за два дня отработали люди на них, свои тысяч десять получили. Никаких налогов, ничего те фирмы не платят. И вот эти три фактора сформировали целый отряд организаций, которые работают, не особо заботясь о налоговой ответственности. И хотя многое все равно в нашем деле построено на имени, репутации, эти фирмы без имени и опыта, и мы – еще вчера большая компания, вынуждены соревноваться с теми, кто прописан в квартире, не имея ни офиса, ни людей, ни ответственности за них – в одном лице директор и бухгалтер.

СЛОЖНО КОНКУРИРОВАТЬ С ТЕМИ, КТО ОБЕЩАЕТ СДЕЛАТЬ РАБОТЫ ЗА СУММУ НИЖЕ МИНИМАЛЬНОГО ПРЕДЕЛА, ЧАСТО НИЖЕ СТОИМОСТИ МАТЕРИАЛОВ И ОБОРУДОВАНИЯ

И как мне с ними соревноваться, если только ежемесячно за коммунальные дела, аренду нужно платить 200 тыс. рублей? При этом есть еще постоянные 50-60 сотрудников, на зарплату которым надо ежемесячно зарабатывать…

Вот пример: в начале 1990-х мы монтировали систему пожарной безопасности в онкоцентре. Прошли те 20 лет, после которых надо менять оборудование, требования изменились, и мне было очень важно и интересно на этот объект попасть. Около 4 млн 200 тысяч – стартовая цена конкурса, я даю 2 млн 500 тысяч – это когда уже все, ни копейки прибыли, и зарплата небольшая, чтобы только попасть. Но побеждает тот, кто предложил цену 1 миллион 800 тысяч рублей. Из которых, как мы посчитали, 1,7 млн – это только расходы на материалы. Невозможно за такие деньги сделать работы. Как они будут выполнять – огромный вопрос.

Мы обслуживанием систем еще занимаемся. То есть наш человек должен прийти, посмотреть, все ли работает, где-то проверить изоляцию, где-то протянуть контакты, выполнить все, что необходимо по регламенту обслуживания. Так со стадионом им. Елесиной, например, получилось, что конкурс выиграла компания, снизившая цену до уровня, когда работы выполнять в принципе невозможно: обслуживание 600 рублей в месяц (это приблизительно цена такси туда-обратно) – всего около 7 тыс. рублей в год. Понятно, что фирма вряд ли будет этим заниматься. А заказчик – организация бюджетная. Есть два рычага, которые помогут им уйти от прямого исполнения закона: есть руководитель, который по-своему решит этот вопрос. Либо в каком-нибудь ведомстве есть люди, которые тоже помогут уйти от обязательства победителю этого тендера.

- Так что, по сути, сейчас вы вынуждены балансировать, топчась на одном поле с фирмами, которых не волнует, что будет завтра?

- Ну, может, я бы не выразился так категорично. Но в целом – это правда. Мы еще два года назад арену «Трактор» делали и обслуживали, все нормально, ровно, и вдруг наступает момент, когда кто-то решил, что мы много берем за обслуживание – 20 тыс. в месяц. Объявили тендер, его выигрывает какая-то женщина-предприниматель, выставив свою цену в месяц – 4 тыс.. Она, кажется, вообще не понимала, что делает. Стала искать, кто это выполнит, мне по телефону тоже предложила эту работу – за 3 тысячи, оставив тысячу себе. Можете представить, какая у меня была реакция?..

Подозреваю, что такая же ситуация – на оборонных заводах. На днях участвовали в тендере завода электромашин. Там корпуса надо было делать – ремонт систем пожарной сигнализации. Базовая цифра была семь с чем-то миллионов, мы предложили 5,2 млн, но нашлась организация, предложившая 3,2 млн рублей. Мы посчитали стоимость оборудования – ровно столько оно и стоит. Получается, на серьезных предприятиях никто не несет никакой ответственности за то, как будет выполнен такой ремонт.

Хотя ситуация не везде такая печальная: взять тот же торговый комплекс «Родник» – мы там все от болта до винта сделали 8 лет назад, и сегодня все работает, потому что мы там постоянно ведем техническое обслуживание систем. То есть существует определенный регламент. Мы его выполняем, за счет этого система работает надежно. Случись что – там все площади защищаются, как у нормального хозяина. Это необходимость, учтенная еще на стадии строительства. Но не все это понимают и делают.

- И тем не менее, в очередной нелегкий для компании период Вы не отказались от того, о чем на других предприятиях и не мечтали. Это правда, что десятки ваших сотрудников получили беспроцентные ссуды на приобретение жилья и даже автомобилей? И как это сейчас возможно?

- Займы беспроцентные, на льготных условиях, выгоднее, чем в банках. Работники отдают фиксированную посильную сумму с зарплаты. Человек 15 за последние 10 лет уже стали новоселами, многие уже за жилье расплатились, ну, а машины – практически всем помогли купить, кто хотел. Мне это надо было только для того, чтобы у человека это было. Он хочет, и я помогаю. Если человек просит, надо постараться помочь. Конечно, сейчас есть прямая опасность невозврата. Поэтому из-за кризиса в этом году пока новые займы не оформляем. Я же не банк, если я не смогу его нормальной работой обеспечить – они вынуждены будут уйти, а как за ним бегать? Хотя, с одной стороны, существует контроль бухгалтерии, с другой – порядочность самого сотрудника, оформившего займ. Нужно верить.

- Кого из своих соратников, сотрудников не уволите, если жизнь заставит задуматься о сокращении в коллективе? Какие качества должны быть у этих людей?

- По людям видно, на ком что держится, кто ответствен, а кто может соврать, кто грамотный, кто держится за телегу, а кто ее, телегу, ведет. Поэтому, конечно, будут сходить те, кто держится за телегу. Такие всегда есть.

- А какой у Вас самый лучший день?

- (Смеется. – Прим. автора) Ну, про это даже песня есть – «заходил вчера!» Не для красного словца – безусловно, когда родился внук. Он у меня поздний – мне уже было 67 лет, а очень хотелось, и когда это случалось – это было счастье. А идеальный день – когда на работе – слева спокойно, справа – удачно, и чтобы дома не было дополнительных переживаний. Спокойствие и ровность дома и когда есть успехи на работе.

- А Ваш день рождения – не из их числа? Как отмечаете?

- Я всегда встречаю день рождения с удовольствием. Сколько себя помню. На днях вот перебирал какие-то подарки. С 25 лет, даже в институте, когда получали стипендию 39 рублей (по старым еще деньгам, до 1960 года, когда на рубль можно было пообедать), мы собирались, каким-то образом покупали бутылку водки, кусок селедки, и я почему-то всегда хотел, чтобы про мой день рождения все знали. А лет с 30 – уже сам организовывал. И у нас дома было заведено – в группе в институте у нас училось 17 человек – так вот каждые 5 лет мы собирались и отмечали его семьями. Не собрались только в 2014 году – на 50 лет выпуска, нас осталось всего 3 человека, уже собираться некому. И вот те, кто были в Челябинске однокашники, теперь все торжества семьями празднуем – все праздники родных и близких. Сегодня тоже пригласил тех, с кем вместе 50 лет. Исключительно в стихотворной форме поздравляют – не принято у нас говорить прозой. Только внук еще не поддержал традицию. Думаю, заготовит речь, пусть пока и не в рифму. В прошлом году было интересно получить его открытку – с каракулями и зачеркиваниями, ошибками… Сейчас читать стал бегло, но все равно жду от внука сюрприза.

- Говорят, вы сентиментально храните некоторые подарки. Туристический топорик с дарственной надписью, подаренный друзьями на 35-летие – уже 40 лет, получается, в машине возите. Или, например, гигантская музыкальная открытка – Вам ее подарили несколько лет назад, и она до сих по играет свою мелодию. Вряд ли их можно назвать некими материальными знаками, делающими человека счастливыми. Но согласитесь, эмоции, которые они вызывали – это, наверное, то, что согревает – не это ли делает каждого из нас счастливым?

- Счастье – для меня, наверное, это когда ты умеешь радоваться. Возможно, это даже некая формула, которую каждому стоит знать.

Фото из личного архива Владимира Гамбурга