Владимир Бурматов, завкафедрой политологии и социологии РЭУ имени Плеханова в Москве: Борьбе с коррупцией в вузах не хватает системности

До единого госэкзамена еще два месяца, но для российских абитуриентов уже начался сезон подготовки к поступлению в вузы. О реалиях российского образования, борьбе с коррупцией и необходимости бороться с «зеленой плесенью» Агентству новостей «Доступ» рассказал заведующий кафедрой политологии и социологии Российского экономического университета имени Плеханова в Москве, экс-начальник Челябинского регионального штаба «Молодой гвардии "Единой России"» Владимир Бурматов.

- Владимир Владимирович, с какой целью в Челябинск приехали на этот раз?

- Я себя не перестал чувствовать челябинцем, уехав в Москву, по-прежнему живу, что называется, на два дома. Но помимо общения с родителями, коллегами и друзьями, сейчас для меня очень актуальны и научные связи между университетами – РЭУ имени Плеханова и нашими, челябинскими, вузами.

- Борьбу с коррупцией с коллегами тоже обсуждаете? Как с ней сейчас обстоит дело в РЭУ имени Плеханова?

- Сейчас я эту систему вижу изнутри. Когда я пришел работать заведующим кафедрой в Российский университет имени Плеханова в августе прошлого года, как раз шло выстраивание учебного процесса на новый учебный год. В начале сентября, как обычно, было много вопросов, связанных с пересдачами, долгами и всяческими студенческими «хвостами». А поскольку университет имени Плеханова – весьма престижное учебное заведение, студенты у нас учатся небедные, первым вопросом, на обсуждение которого меня пригласили в деканат, стал вопрос профилактики любых проявлений коррупции. Курс был поставлен на «выжигание каленым железом». Поэтому я собрал преподавателей и сказал: «Если любой сигнал получит подтверждение, разговор будет коротким и предельно жестким». Это было одно из первых решений, которое мне пришлось проводить в жизнь на посту заведующего кафедрой политологии и социологии университета. К чести преподавателей добавлю, что в этом учебном году ни одного подобного факта на кафедре не было.

- А в челябинских вузах как борются?

- В каждом вузе по-разному. Я бы всю коррупцию, которая существует в системе высшего образования, поделил на два вида – «бытовая», которая возникает по ходу учебного процесса, и коррупция, связанная с поступлением. Вероятность коррупции, которая может возникать по ходу учебного процесса, можно свести к минимуму обычными административными методами, я уверен.

Например, чтобы у меня на кафедре пересдать предмет, нужно просто сходить в деканат, взять направление, с ним прийти ко мне, и я тут же назначаю преподавателя на пересдачу. Если не сумел сдать – на комиссию. Это вопрос не отсутствия доверия к кадрам, я очень люблю и уважаю тех, кто со мной работает. Это вопрос прозрачности процесса.

Владимир Бурматов родился в Златоусте (Челябинская область) 18 августа 1981 года. Окончил гимназию № 63 в Челябинске, в 2003 году с красным дипломом окончил факультет управления Челябинского государственного университета (ЧелГУ) по специальности «Государственное и муниципальное управление». Кандидат педагогических наук. Экс-заместитель начальника Центрального штаба «МГЕР». В настоящее время заведующий кафедрой политологии и социологии Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова.

- Но есть еще коррупция при поступлении?

- Мне кажется, этот вопрос во многом отсечен ЕГЭ. Ведь коррупция возникает в точках решения вопросов, а сейчас эта точка не имеет к вузу никакого отношения. Сейчас возникают другие парадоксальные вещи – студента, удачно сдавшего ЕГЭ и отправившего его результаты в несколько вузов, буквально «заманивают» на факультеты. Потому что каждый вуз заинтересован в повышении общего интеллектуального уровня учебного заведения, это, в том числе, наши будущие аспиранты и преподаватели. Впору вузу платить абитуриентам деньги, чтобы эти умные ребята именно в нем учились.

- Однако во многих вузах еще существуют системы дополнительных испытаний, это ведь тоже коррупционноемкие вещи?

- Потенциально – да, хотя на практике – далеко не всегда, конечно. Но понятно, что без их введения многие вузы просто не смогут отобрать себе внятных абитуриентов, например, та же Гнесинка. А есть вузы, конкурс в которые настолько высок, что они вынуждены отбирать лучших из лучших.

ЕГЭ безумно несовершенен. Оценка многих знаний в нем просто не заложена. Но лучшего пока не придумано. К тому же, для борьбы с коррупцией есть интернет. На сайте многих вузов есть открытые формы обращений непосредственно к ректору. Вопрос будет решен однозначно. Главное – чтобы сами студенты и абитуриенты не ограничивались пустыми разговорами.

- А если на сайте вуза нет такой формы? У челябинских вузов возможность такого обращения к ректору могу навскидку вспомнить только у ЮУрГУ.

- На самом деле, есть не только у ЮУрГУ. Если отсутствуют такие сервисы непосредственной обратной связи – это явная недоработка вузов, боязнь вынести сор из избы. Надо привыкать к тому, что если коррупционные дела есть, то скандалы тоже будут обнародованы.

- Мне почему-то кажется, что коррупционных дел куда больше, чем коррупционных скандалов.

- Взятка – это всегда дело на двоих. Шум невыгоден ни одному из участников процесса. Любая коррупционная система защищает сама себя – со всех сторон. И скандал начинается тогда, когда одна из сторон чувствует себя обманутой: деньги взяли, а сделать ничего не сделали. На самом деле, борьбе с коррупцией в вузах не хватает системности. Те же самые общественные правозащитные организации могли, в том числе, этим заниматься, здесь ведь важно довести дело до конца. Не дать его замолчать. Не дать уволить коррупционера «по-тихому». Обществу невыгодно, чтобы все это было «по-тихому». Но большинству правозащитников неинтересно заниматься этим – для них пиара особого на таких делах нет, а работы – уйма.

- Почему челябинские вузы продолжают выпускать никому не нужных менеджеров, юристов, бухгалтеров?

- Спрос со стороны абитуриентов формирует предложение со стороны вузов. А абитуриенты пока не хотят учиться на технических специальностях. Мы живем в мире стереотипов, во многом такое отношение сформировано родителями абитуриентов: пойдешь на завод, будешь весь в копоти и саже стоять у мартена. Хотя давно уже есть продвинутые производства, в корне отличающиеся от тех, что показывают в фильмах 30-летней давности. Достаточно вспомнить белую металлургию ЧТПЗ, или новые цеха ММК.

Есть и еще один порок системы – отставание вузов от реального производства на десятилетия. В вузе никогда нет такого оборудования, которое уже есть на предприятии. А ведь вуз должен готовить людей даже не для того оборудования, которое есть, а для того, которое будет. Но вот сейчас идет реформирование закона об образовании – и там есть интересные предложения. Не всегда технических специалистов нужно готовить в вузе. Можно создавать учебные центры при предприятиях – это будет гораздо эффективнее.

- А все-таки куда деть расплодившиеся экономические и менеджерские факультеты? Переизбыток невостребованных выпускников губителен для рынка труда и экономики.

- Я вижу выход в специализации. Они должны выпускать узких специалистов, максимально «заточенных» под решение конкретных задач.

- Есть мнение, что вузы будут продолжать выпускать тех спецов, подготовка которых уже налажена и обходится им дешевле. Законы рынка...

- И мы возвращаемся к тому, с чего начали. Предприятия сами должны формировать спрос на рынке труда. Мы возвращаемся к престижу рабочих специальностей. Предприятиям надо заходить в школы, проводить профориентацию, убеждать учеников выбирать инженерные специальности. Сопровождать перспективные кадры со школьной скамьи.

- Далеко не все предприятия в этом заинтересованы. У многих количество вакансий в разы меньше предложений от претендентов.

- Это вопрос эффективности собственников. Далеко не все из них хотят «играть вдолгую». Их можно понять. У человека – владельца предприятия – уже все есть. Ему попросту лень совершать какие-то телодвижения, он уже заработал на богатую жизнь даже своим правнукам, он давно уже не заинтересован в развитии этого актива. Поэтому перспективные кадры убегут не только от него – они уйдут из региона, подадутся в другую область, в столицу. И здесь возникает вопрос сохранения интеллектуального потенциала региона. За примерами далеко ходить не нужно – Тверская, Владимирская области повально едут работать в Москву. И это головная боль губернаторов – из областей бежит лучший кадровый резерв. Проблема сохранения кадров для региона в целом шире, чем проблема сохранения кадров для производства.

- Как ее решать?

- В первую очередь, жильем для молодых специалистов. Это тот якорь, которым их можно удержать.

- Где столько жилья набрать?

- А оно не должно быть предназначено для всех. Можно взять на вооружение опыт сравнительно небольших государств типа Сингапура, где перспективных ребят системно отслеживают со школьной скамьи. Это малоприменимо ко всей Российской Федерации – у нас слишком большие территории и слишком отличающиеся друг от друга регионы. Но это вполне возможно в отдельно взятых областях. Любой учитель или преподаватель вуза назовет в своих классах или группах несколько звезд, их знают пофамильно. Можно системно выстроить поддержку этих будущих специалистов и сопровождать их, в том числе, поддерживая персональными стипендиями от предприятий. Собственники, заинтересованные в стратегическом развитии своих заводов и фабрик, на это пойдут. У них вопрос стоит так – модернизация или смерть. А модернизация невозможна без молодых специалистов.

Мне кажется, что вопрос запуска и функционирования таких программ – вопрос недалекого будущего. Есть такая футуристическая страшилка – холодная, заметенная снегом Россия, по которой пролегает большая черная труба, по которой качаются углеводороды из ХМАО в Европу. И на этой трубе живет зелененькая плесень – мутировавшее население страны. Чтобы не допустить воплощения этого страшненького комикса в жизнь – такие программы должны появиться. У государства просто нет иного выхода.

Беседовала Екатерина Минеева